«Мне повезло — меня признали сумасшедшим»

 Интервью с Вячеславом Игруновым

— Когда вы поняли, что Союз разваливается?
— В конце 1987 года. Я пытался об этом писать, но меня не публиковали. Я говорил, что характер реформ таков, что они разрушают страну, а мы идем к революции. Михаил Гефтер мне говорил: «Посмотри за окно, ничего не меняется, какая революция?» Обычные люди этого тоже не понимали, а либералы кричали: «Авторитаризм, это не реформы, а только вывеска для Запада. Это все та же ГБшная империя!». Так говорили даже в 90-м году! Какой там распад? Все были уверены, что Горбачев создает витрину. А я говорил: «Ребята, остановитесь, вы разрушаете страну!»

Я написал социологу Борису Максимовичу Фирсову письмо в Ленинград: «Вы слишком быстро спускаетесь с горы, вы не успеете затормозить. У вас нет лидера, который может опережать события. Его ждет судьба короля Людовика XVI». Это я писал о Горбачеве. И хорошо, что он остался жив. Ему повезло, что люди в КПСС были уже травоядными. Окончательно я понял, что Союз уже все, кончился, 16 февраля, когда литовцы праздновали День независимости в 1989 году. Как они праздновали! Там нельзя было и полшага ступить, столько было народу на улице. Еще СССР был жив, а они уже праздновали с антисоветскими плакатами. Я тогда подумал: «Либо завтра тут будут советские танки, либо страны не будет». Я не хотел танков, но я и не хотел развала СССР. Такое событие должно было получить ответ, а если нет, то развал. Ответа не было.
В Москве я пытался убедить либералов, что империя распадается, что надо готовиться и создавать комитет по адаптации беженцев, но никто и слушать не хотел. Я этим позже занимался в Думе, но до этого в 1990 году мне удалось инициировать создание Комитета «Гражданское содействие» для помощи беженцам. Сейчас его возглавляет Светлана Ганнушкина, а поначалу сопредседателями были мы с Лидией Графовой. Но либералам это было неинтересно.
В Литве я хотел выступить, написал текст, что мы будем соседями, но мы должны оставаться дружественными соседями, но мне не дали с ним выступить. Выступали только свои. Стало понятно, что друзьями мы не будем.

— Как вы относились к Ельцину?
— Очень негативно. Относился и отношусь. Этот человек в 1987 году называл нас «пеной на волне перестройки». Он не был реформатором ни разу, он все решал силовым путем. Когда он пришел первым секретарем в Москву, он объявил: «Москва для москвичей». А мы кто? И он имел поддержку у москвичей, вспомните, сколько за него проголосовало. Ельцин был силовиком и никаких реформ не проводил. Душил и наказывал.

— Вы допускаете, что ГКЧП провалился, потому что москвичи были за Ельцина и им не на кого было опереться?
— Нет, революции подавлялись, даже если столица была за революцию, вспомните Парижскую коммуну. Советская система была неспособна выжить, главный ее недостаток — механизм вертикальной мобильности. При котором, пока человек достигал самого верха, он уже был сто раз отфильтрован и был на 100% конформистом, винтиком механизма. А как винтики могут управлять механизмом? Кроме того, Геннадий Янаев и Анатолий Лукьянов не были готовы проливать кровь. В таких ситуациях либо ты проливаешь кровь, либо до свидания!

— Вы многое сделали за свою жизнь, создали библиотеку, пытались развивать людей, расширить их кругозор, но Союз развалился, в 1993 из танков расстреляли парламент страны. Не было у вас ощущения полного провала?
— Было и есть. Я потерпел неудачу. И виноват в этом я сам. Я видел, что так будет, и видел, как можно сделать иначе, но моих человеческих качеств не хватило, чтобы добиться признания и продвинуть эти идеи. Павловский мне как-то сказал: «Вячик, я не понимаю, почему ты себя так низко ценишь?» Действительно, я никогда не думал, что я могу. Так меня воспитывали родители. Я знал, что могу подать идею, концепцию предложить, а делать должны другие. Я пробовал делать ставку на Юрия Афанасьева, основателя РГГУ, но в 1989 году понял, что с ним ничего не получится. Пытался я собрать лидеров демократов со всего Союза. Эта работа содействовала созданию Межрегиональной депутатской группы. Но и она оказалась негодной. В 1992 году понял, что все, придется идти в политику самому, и в конце концов появилась партия «Яблоко». Кстати, по пути к принятию этого решения я встретил одного интересного человека. Я уже говорил, что сам ничего не могу, а могу лишь быть советником. Так вот, я искал молодого, готового быть лидером, у которого есть обаяние. «Вот к такому бы пристроиться, он бы воспринимал наши идеи и все делал как надо», — думал я. Такого человека долго не находил и встретил один только раз и подумал: «Вот этот человек может быть президентом». Взял у него телефон, даже пытался до него дозвониться, но не вышло, и я забыл о нем. Вспомнил только в конце 90-х, когда его назначили директором ФСБ. Владимир Путин произвел на меня впечатление. Это было 30 апреля 1991 года в Таллине, куда он приехал как помощник Анатолия Собчака, чтобы прочесть приветствие на Балтийской ассамблее. В кулуарах этой встречи я и моя приятельница пообщались с Путиным. Мы говорили ему, что ждет здесь русское население, какого рода будет здесь демократия, и возмутились, как он может выступать с приветствием от имени России перед этими политиками, которые выступают с русофобскими заявлениями. Путин кивал, задавал правильные вопросы и, спустя час беседы, я заметил, что моя приятельница восхищается им, да что говорить, ему удалось очаровать меня, старого диссидента! Я не знал, что он чекист, я смотрел на него и думал: вот это мужик, которому я готов был бы помочь стать президентом.

— Чего бы вы пожелали молодым людям, которые ищут себя в наше непростое время?
— Я не буду оригинален и оборву фразу известного политического деятеля ровно в том месте, где ее обычно обрывают: «Учиться, учиться, учиться!»

Подробнее: http://rusplt.ru/society/mne-povezlo--menya-priznali-sumasshedshim-14858.html